Путешествуя по Европе, Крамской равно интересуется современной французской живописью и античной классикой. Он буквально сражен строгой красотой «Венеры Милосской»: «...впечатление этой статуи лежит у меня так глубоко..., что всякий раз, как образ ее встанет передо мною, я начинаю опять юношески верить в счастливый исход судьбы человеческой». Он серьезно изучает наследие старых европейских мастеров. Его письма полны восхищением искусством Ван-Дейка, Рембрандта, Веласкеса.
«Все перед ним мелко, и бледно, и ничтожно. Этот человек работал не красками и кистями, а нервами», — напишет Крамской о последнем Стасову. Но, быть может, наиболее близким ему оказывается портретное искусство Гольбейна, который, по выражению Крамского, «опускался своим анализом в самую глубину человеческого лица... запускал свой щуп до дна души человеческой». Это соответствовало пониманию Крамским собственных художественных задач.
В искусстве Крамского этой поры угадываются композиционные схемы старых мастеров, но, конечно же, речь не идет о простом заимствовании. Находясь под впечатлением европейского искусства, Крамской исполнил «Портрет скульптора М.М. Антокольского», ухватив главное качество его художественной натуры, определявшее весь строй его жизни в период заграничной поездки, — полноту творческих сил и щедрость таланта. В «Портрете В.Н. Третьяковой» 1879 года критика в первую очередь отмечала жизненность и глубокую художественность образа. «Поставьте его с любым самым могучим фламандцем, так он нисколько не сконфузится», — полагал один из рецензентов.
|