7

Важно учесть, что и сама Академия изменила свой курс после реформы. Она была учреждена в свое время для того, чтобы направлять русское искусство на служение интересам общества, разумея под этим дворянское государство. В свой классический XVIII век Императорская Академия художеств ориентировалась на искусство французского классицизма.

В 30-е годы XIX века новые веяния проникли в стены Императорской Академии художеств. Эт0 были веяния романтизма, восставшего против регламентации художественного творчества нормами и канонами классической эстетики. К. П. Брюллов попытался вдохнуть в изживший себя академический классицизм живую страсть романтического искусства.

В 1863 году Академия предложила в качестве сюжета для конкурсной картины отнюдь не сюжет из греческой мифологии, равно как и не из гомеровских эпосов. «Пир в Валгалле» — сюжет из мифологии скандинавской, вполне отвечающей романтическому тяготению к средневековью.

Да и появление в русле академического искусства таких произведений, как «Медный змий» Ф. А. Бруни, говорит о чуждости дореформенному академизму идеалов классицизма.

Было затихшая в эпоху общедемократического подъема, романтическая тенденция вновь начала набирать силу в искусстве пореформенной Академии. Ее представлял теперь художник молодого поколения, академический однокашник будущих передвижников Г. И. Семирадский.

В отличие от романтиков «первого призыва», выступавших против нормативной эстетики классицизма и этим вольно или невольно расчищавших дорогу для реализма, Семирадский вел наступление против реализма.

Существуют воспоминания И. Е. Репина о споре, некогда происходившем между Г. И. Семирадским и В. В. Стасовым. В этом споре Стасов, естественно, выступал сторонником реализма. Он всячески поносил искусство идеала, то есть греков и Рафаэля; Семирадский, наоборот, защищал искусство классики.

Но Стасов и Семирадский, отстаивающие в этом споре диаметрально противоположные позиции, расходились во всем, кроме одного пункта: и тот и другой полагали, что и греческая классика и искусство Высокого Возрождения не находились ни в каком отношении к реализму.

По мнению Стасова, греческая классика была только «рутиной и выдумкой». Возражая Стасову, Семирадский вовсе не доказывал, что искусство греков и мастеров Ренессанса выражает правду о человеке.

В отличие от Стасова, Семирадский просто не видел в правде истинной цели художественного творчества. Отвечая Стасову, он говорил: «А насчет правды в искусстве, так это еще большой вопрос. И нам, может быть, всегда дороже то, чего никогда не было. Таковы все создания гения. Таково высшее творчество» 8.

Эти слова Семирадского заключают в себе идею, которая ни в какой мере не была свойственна великим художникам романтизма.