|
И сам Курбе не мог до конца в своем творчестве отделаться от романтизма. Настаивая на необходимости для искусства воспроизводить современность, он в собственном искусстве обращался не к современной Франции, но в современной французской жизни искал следы патриархального прошлого. Будучи парижанином, Курбе никогда не писал парижской жизни, но всегда искал для своих картин сюжеты из жизни французской провинции.
Он писал мещан, еще недавно бывших крестьянами и еще не утративших в своем бытии признаков человечности. Сама замедленность течения жизни в изображенном Курбе общественном кругу, ее близость к природе, к земле составляли контраст мельканию жизни капиталистического города и раскрывали демократический корень таланта Курбе. Как ни стремился Курбе изгнать идеальное из своего искусства, как ни старался он «разлучить» «тело» и «дух», в телесности его живописи живет, одухотворяя ее, «господин Курбе», сын орнанского фермера-винодела и внук вольнодумца Жана-Антуана
Исходя из своих наблюдений над жизнью буржуазной Европы, Крамской видел в ней то же отсутствие идеальных стремлений, что и Курбе. Он писал по этому поводу Репину: «Какие у буржуазии идеалы? Что она любит? К чему стремится? О чем больше всего хлопочет? Награбив с народа денег, она хочет наслаждаться...» И далее: «Разве Патти — сердце? Да и зачем ей (буржуазии.— Т. К.) это, когда искусство буржуазии заключается именно в отрицании этого комочка мяса: оно мешает сколачивать деньгу; при нем неудобно снимать рубашку с бедняка посредством биржевых проделок»
Положение дел в России было иным, чем в Европе. И хотя Россия уже встала на путь буржуазного прогресса, для русской буржуазии еще не пришел момент ее окончательного торжества. Своей экономической зависимостью от царизма она оставалась вынужденной идти с ним на компромисс и, вопреки своим классовым интересам, страшилась революции, предпочитая ей путь реформы. Общественную атмосферу России этого времени определяло крестьянское недовольство реформой. И хотя оно выражалось тогда в апелляциях к богу, шло в формах пассивного сопротивления новому рабству, тем не менее недовольство реформой огромного большинства русского народа существовало. Оно рождало в русской демократической интеллигенции сознание неоплатного долга перед народом, рождало мучения совести по поводу собственного благополучия и одновременно преклонение перед народом в его страдании, в его долготерпении, в его неиспорченной человечности. Идеологическое развитие русской демократической интеллигенции после ее разочарования в просветительских упованиях на реформы вступило во второй, народнический этап.
Переход от просветительства к народничеству весьма ощутимо сказался на творчестве русских художников.
Ведущее место в русском искусстве середины XIX века принадлежало жанровой живописи. Она занимала значительное место и в передвижническом искусстве. Но по задачам и интересам жанровая живопись передвижников решительно отличалась от жанровой живописи предыдущего этапа.
Напомним, что в жанровой живописи 50—60-х годов нашел свое выражение интерес художников-разночинцев к жизни русских людей, принадлежавших к тому общественному слою, который стоял между крестьянскими низами и дворянской верхушкой русского общества. Но жанристы 50—60-х годов воспринимали этот общественный слой еще как частицу старой патриархальной России.
Жанровая живопись 50—60-х годов в своей социально-критической линии выступала от имени русского общества в целом, заинтересованного в упразднении крепостного строя. Ее обличения носили тогда всесторонний характер, то есть распространялись и на помещиков, и на чиновников, и на купцов, и на духовенство, и на крестьянство.
На передвижническом этапе русское демократическое искусство судит уже не крепостническую Россию, но Россию пореформенную. Оно судит ее уже не от лица русского общества в целом, но от лица крестьянства, ничего не выигравшего от проведения крестьянской реформы. В связи с этим в жанровой ншвописи передвижников преобладающим интересом является интерес к крестьянской жизни. Ее магистральная линия определяется творчеством таких художников, как Г. Г. Мясоедов, В. М. Максимов, К. А. Савицкий.
|
