|
Толстого писали и другие замечательные художники — Н. Н. Ге и И. Е. Репин. Но никто, как Крамской, не достиг такой «ниспровергающей силы выражения» внутреннего Толстого в его внешнем облике; Толстого, который сам был велик как художник «диалектики человеческой души» и который постигал эту диалектику через себя, то есть путем самоанализа.
Духовная индивидуальность Толстого раскрыта в портрете Крамского через особенность взгляда писателя, одновременно устремленного и в глубь самого себя и в глубь каждого другого человека.
Писать этот портрет должен был именно Крамской, потому что духовный облик Толстого требовал от портретиста такого высокого искусства в передаче выражения человеческого лица, которым из всех русских портретистов владел в наивысшей степени именно Крамской.
Задача раскрытия в портретном образе внутреннего, психологического Облика человека стояла перед портретистами во все времена. Но несмотря на то, что Крамскому в решении этой задачи предшествовали великие художники Возрождения и портретисты XVII века, несмотря и на то, что художник настолько ценил их искусство, что Стасов даже упрекал его в идолопоклонстве перед Веласкесом, он отрицал для себя возможность решить свою Задачу, перенимая у великих человековедов прошлого найденные ими приемы. Крамской говорил: «Легко взять готовое, открытое, добытое уже человечеством, тем более, что такие люди, как Тициан, Рибейра, Веласкес, Му-рильо, Рубенс, Ван Дейк, Рембрандт и еще много можно найти, показали, как надо писать. Да, они показали, и я не менее Вас понимаю, что они писать умели, да только... ни одно слово, ни один оборот речи их, ни один прием мне не пригоден».
Почему? Потому, «что сошли со сцены и умерли уже и эти цельные натуры и эти связные характеры, что, наконец, человеческое лицо, каким мы его видим теперь в городах и всюду, где есть газеты и вопросы, требует других приемов для выражения» 26.
Липа людей буржуазного века были более приноровлены к тому, чтобы скрывать душевные движения, нежели к тому, чтобы их выражать. А кроме того, сама эта развивающаяся в глубоком подполье душевная жизнь чрезвычайно осложнилась существованием так называемых «проклятых» вопросов. И для того чтобы вызвать на поверхность эту глубоко скрытую и чрезвычайно усложненную душевную жизнь, действительно нужны были иные приемы, чем приемы великих мастеров прошлого. «Что теперь требуется, чтобы не повторять задов? Мало того, чтобы голова была рельефна, нет, она должна быть незаметно рельефна» 27,— говорил художник.
«Незаметность рельефа» составляет особенность портретов Крамского, отличающую их от портретов Перова. Как мы помним, в центре внимания Крамского стоял современный человек с особенностями его психологии, а в центре искусства Перова — человек патриархального типа, с яркой самобытностью его духовной индивидуальности. Портретам Крамского присуще типичное и для всей его живописи свойство •— тяготение к монохромности в колорите. Колорит его портретов обладает качеством, которое сам художник называл «муругостью». Но этот видимый недостаток живописи Крамского был обратной стороной ее достоинства. Оно проистекало из силы, с которой владел художник светотенью. Он считал, что именно светотень заключает в себе основное средство психологической экспрессии. «Недостаток колорита, — писал Крамской, — собственно говоря, внешний недостаток, недостаток наряда, перьев для привлечения на себя внимания, тогда как недостаточное чутье формы лишает человека возможности владеть выражением лица. У тех, кто призван к живописи как искусству передавать внутренний мир человека внешними формами,— чувство волнующейся и движущейся линии и формы ужасно развито»
|
