|
искусства предшественников. В значительной мере при нравственном воздействии Ге складывалась идейная, творческая атмосфера в Товариществе в годы его становления.
Путь художника был труден и неровен. Перед ним неотступно стояла задача найти пластическую, «живую», как он говорил, форму, сохраняющую ясность классического художественного языка, с тем, чтобы посредством такой формы воплотить в образах искусства явления современной ему действительности, выразить свое ощущение присущих ей противоречий.
Выставка показала, как стоически, вплоть до последних дней своей творческой жизни, Ге искал решения этой задачи, не сознавая тщетности этих поисков в условиях его времени. Они, как известно, привели художника, подобно Л. Н. Толстому, к утопическим представлениям о социальной гармонии, которую человечество может обрести путем обновления основ христианской религии. Так рождались в мастерской художника произведения, замысел которых он облекал в сюжеты, заимствованные из евангельского сказания. Но если считать, что музейная, выставочная экспозиция может и должна способствовать справедливому истолкованию творчества того или иного художника, определению его места в искусстве его эпохи, а нам это представляется бесспорным, то следует признать, что выставка помогла найти это место для Ге, и картина «Что есть истина?», относящаяся к завершающему этапу его творчества, по праву венчала анфиладу нашей выставки. Экспонированная таким образом, она наталкивала нашего сегодняшнего зрителя на мысль о том, что вопрос, заключенный в ее названии, мог прозвучать в свое время как обращение автора к совести его современников, а может быть, и шире, как своеобразный парафраз вопроса, сформулированного некогда Н. Г. Чернышевским. Но, разумеется, не столько название этого полотна, сколько само содержание его раскрывало тот пафос правдоискательства, которым было проникнуто творчество Ге и под знаком которого развивалось передовое искусство второй половины XIX века, как и современная ему передовая русская литература.
Закономерно, что Ге оказался среди наиболее выдающихся участников первой передвижной выставки.
Следует представить себе залы императорской Академии художеств с их атмосферой казенной торжественности, обычные в этих залах годичные академические выставки, насчитывавшие сотни экспонатов, однообразных в массе своей, и среди них — традиционные конкурсные программы; следует представить себе распорядителей этих выставок — «художественных чиновников», как писал о них В. В. Стасов, у которых «чин написан на лице»; и тут же рядом с ними — посетителей этих выставок, в какой-то мере знакомых нам хотя бы по зарисовкам, которые обычно публиковал журнал «Искра». Следует попытаться все это представить, чтобы достаточно отчетливо осознать, каким действительно новым, необычным явлением художественной жизни выглядела в этих же залах выставка, состоявшая всего из сорока семи произведений, среди которых преобладали пейзажи, воссоздающие в большинстве
|
